Новости кино: Виктор Шамиров - Гоша Куценко не бывает отвратителен
- Картина «Упражнения в прекрасном» режиссёра Виктора Шамирова — трепетная, пронзительная, предельно откровенная лента об актерских театральных гастролях, была воспринята критическим цехом гораздо спокойнее, нежели артистическим сообществом. Парадокс, но искренность и точность авторов иные критики приняли за игру. Актер, соавтор сценария и сопродюсер фильма Гоша Куценко, представивший картину накануне, всю ночь не сомкнул глаз, переживая за будущую реакцию критиков и коллег. В итоге, артист уснул лишь под утро и на пресс-конференции группа была представлена уже в сокращенном составе. Шамиров покорил журналистов точностью формулировок, ясностью убеждений и интеллектом. Режиссер беспощадно отметал пустые вопросы, концентрируясь на том, чтобы донести до пишущей братии суть своего замысла.
Вопрос: Почему вы изменили финал картины, убрав кадр, где актеры из авиатерминала выходят из толпы на поклон к зрителю? В той версии, что мы посмотрели вчера — вы артистов растворили в толпе.
Шамиров: Мне не понравился кадр с массовкой. Дело было не в том, как мы кланяемся, а в том, какая массовка. Мы должны понимать, что происходит вокруг. В хорошем фильме ты некогда не замечаешь массовку и видишь только героев. А тут массовка отвлекает внимание на себя.
Вопрос: Человек, сыгравший упыря-депутата, на сколько я понимаю, не профессиональный актер?
Шамиров: Это профессиональный клоун из труппы Славы Полунина. У нас на эту роль были очень долгие пробы. Был депутат, был силовик — человек вот такой ширины, страшный, с огромными кулаками, был замечательный актер, который все сделал точно. Но, ни в ком из нх не было юмора. Я хотел точности и в то же время юмора.
Фото
 |
Вопрос: Напрашивается сравнение ваших героях с персонажами фильма «Сукины дети» Леонида Филатова. Какова дистанция между ними?
Шамиров: Я не думал об этом фильме и не сравнивал их. Разница в том, что у них был объект противодействия. Они говорили: Мы — это точно не они. Их объединяла борьба и они были высоки в этой борьбе. А люди нашего фильма ничтожны сами по себе. Я люблю актеров, сам выхожу на сцену иногда. Но, актеры для меня — это символ иллюзий, незначительности, имитации. То каковы они. Я среди актеров не встречал ни одного по настоящему плохого человека. Но они ангелы. Они пух. И то, что они надувают щеки и делают вид, что прочли какие-то книги — это очень наивно. Актеры в этой ничтожности являются символом человека. Если говорить о борьбе, то она не в том, что я борюсь, а в том, что я могу что-то сделать. Покажи людям объект — и они вырастают на глазах. Почему люди снимают про войну? Не только потому, что на это легко получить государственные деньги, что очень противно, но потому что есть враг, объект противодействия. Они, приложенные к чему-то, становятся кем-то. И я пытался рассказывать именно эту историю.
Вопрос: Как вы сами понимаете суть ничтожества актера?
Юшкевич: Где-то Виктор прав, я со стороны своего ничтожества пытаюсь что-то сделать. Виктор — лидер, но мы со своей стороны приложили усилия.
Шамиров: Сценарий написан совместно с Костей и с Гошей. Мы собирались у меня на кухне, это наш общий сценарий. И тема, о которой я говорю — это скорее мой анализ, а не идея. Мы равны в том, что мы написали. Мы выговорились.
Юшкевич: Мы доверились интуиции. Сегодня проблема с диалогами в кино. Иной раз приносят сценарий — невозможно выговорить эти слова, хочется все переписать. А когда текст рожден внутри тебя — гораздо проще играть.
Вопрос: Вам не кажется, что у этого фильма есть проблема перевода с языка пьесы на язык кино?
Шамиров: В театре мы играем спектакль на фоне черного занавеса. Это малая сцена и ничтожный бюджет спектакля. Там другой способ восприятия — люди должны вообразить себе некую реальность. В пьесе мы играем финал спектакля, который играют наши герои. Мы надеваем костюмы, деремся на шпагах с Костей и я его убиваю. Мы не могли в кино воплотить многие вещи и это потеря, я считаю.
Вопрос: С чем связана замена актрисы?
Шапмиров: Я сделал пробу той актрисы, которая играет в спектакле, хотел посмотреть как она будет выглядеть в кадре. Но ей побольше лет, а она смотрится еще чуть-чуть постарше. А я хотел, чтобы в кадре был человек, про которого ясно, что это за человек. Она — девочка. Для меня это было очень важно. Ко мне приходило много актрис, которые были молоды, но я понимал, что они совсем не девочки. Они изображали и это была имитация. А мне нужна была чистота внутреннего хода, когда ты еще надеешься на лучшее. Она кончается к 20-ти годам. Я хотел чтобы это было в актрисе и поэтому она предъявляет им нравственный счет. Надо делать правильно, и я знаю как надо делать правильно.
Вопрос: В этом фильме откровенно соединены кинематографические и антрипризные куски. Вы сами ощущали это противоречие между двумя повествовательными потоками?
Шамиров: Это диалоговое кино, связанное с пространством. Такие фильмы существуют. Не думаю, что это противоречит в принципе искусству в кинематографе. В кино все происходит быстрее чем в театре.
Вопрос: Почему Гоша играет в парике?
Шамиров: Мы сделали качественный хороший парик, он по размеру. И здесь вопрос в том, что мы знаем что актер лыс. У меня тоже есть парик. Но мы хотели рассказывать не о себе. Калинин — это НЕ Гоша. Он, рассказывая о том, что знает — изображает не себя. Его монолог в кабаке, когда он оскобрляет друзей — это не он. Я знаю его много лет и этот текст в его устах невозможнен. Он внутренне никогда не бывает отвратителен. Он может заснуть и не проснуться, но он не бывает таким, это другой человек. Это собирательны образ по каждому из нас. И Гоша в меру своих сил, искренне и честно пытался рассказать об этой стороне. О том, что человек может быть чудесным, но когда выпивает мы узнаем — что на самом деле в нем. Главное отличие между Калининым и Куценко в том, что в Гоше есть огромная самоирония, а Калинин серьезно к себе относится.
Вопрос: У вас получилась универсальная картина. Вы вышли за пределы цеха. Ваша картина может быть школой для тех, кто мечтает попасть по ту сторону экрана — она покажет правду о том, что их ждет.
Шамиров: Я не пытался делать профессиональную картину. Это кино о людях. У меня не было задачи рассказать, как устроена жизнь актеров. Я говорил об отчаянии, которое приходит в определенном возрасте. Я хотел показать людей, которые искренне хотят сделать что-то хорошее. Они мучаются, когда не получается спектакль. Но я хотел показать, к чему все приходят. Это связано с иллюзиями, с которыми ты приходишь в некую деятельность, думая, «Я переверну мир! Заведу блог, стану тысячником, заткну за пояс Гришковца». Кстати, Гришковец проиграл в эту игру и получил приличную психологическую травму. Можно прийти в новую жизнь и что-то сделать. Но в какой-то момент ты понимаешь, что все-что ты думал — не случится. Я был преподавателем много лет в ГИТИСе и ВГИКе. Я знаю, чем мотивирована молодежь. Люди хотят, чтобы на них смотрели и чтобы их любили. В актеры идут люди, которые хотят, чтобы их любили. А женщины еще любят когда на них смотрят.
Вопрос: Не хотели бы вы в качестве промо-поддержки фильма устроить гастроли спектакля, так как это сделал «Квартет И»?
Шамиров: Мы играем на малой сцене Театра им. Моссовета. Там может сидеть 100 человек. Раз в месяц мы играем этот спектакль. Я с огромным уважением отношусь к «Квартету И». Они оказались умнее нас в плане организации того, что делать с тем, что ты умеешь. Эти люди вовремя поняли, что им никто не нужен. Я им завидую. Не будь Андрея Новикова, который пришел после прогона спектакля и предложил нам снять это кино — ничего бы не было. Мы зависимы от Андрея и подобных людей, которые придут к нам с деньгами. Мы сами давно сочиняем спектакли. «Ледиз найт» давно существует и его давно удже пора снимать, но он нас кормит. «Игра в правду» — наш спектакль и я его тоже хотел бы снять. Он был сочинен до разговоров мужчин, но у нас не зватило ума и организационных способностей делать это самим.
Вопрос: Ксения на сколько разговоры о профессии, которые вы слышите институте, соответствуют идеализму вашей героини?
Радченко: Во время съемок Виктор говорил мне свою теорию о том, почему молодые люди идут в актеры, а говорила, что это не так. А сейчас я с ним согасна. И я уже не идеалист. Но идеалистов в ГИТИСе много.
Вопрос: Не хотите ли вы, Андрей, экранизировать «Игру в правду»?
Андрей: Игра в правду — это моя мечта. Но там есть определенные юридичесике проблемы, потому что сюжетный ход взят из французской пьесы, а Люк Бессон преобрел права на экранизацию.
9 июня 2011 года, Записала Мария Безрук специально для www.rudata.ru
