Дневник горничной (фильм, 1916)
| Дневник горничной | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| ' | |||||
| ' | |||||
| Изображение:No.jpg | |||||
| Жанр | Драма | ||||
| Режиссёр | Михаил Мартов | ||||
| Продюсер | [[|]] | ||||
| Автор сценария | Михаил Мартов | ||||
| В ролях | Елена Смирнова [[|]] [[|]] [[|]] | ||||
| Оператор | С. Карасик | ||||
| Художник | |||||
| Композитор | [[|]] | ||||
| Кинокомпания | «Производство А. Хохловкина» | ||||
| Длительность | 00 мин. | ||||
| Бюджет | |||||
| Страна | Россия | ||||
| Звук | |||||
| Цвет | |||||
| Метраж | |||||
| Год | 1916 | ||||
| Кассовые сборы | |||||
| Сборы в США | |||||
| Cборы в мире | |||||
| Cборы в РФ | |||||
| Зрители | |||||
| Релиз на DVD в CША | |||||
| Релиз на DVD | |||||
| Релиз на Blu-Ray | |||||
| Ограничение | |||||
| Рейтинг MPAA | |||||
| Приквел | |||||
| Сиквел | |||||
| IMDb | ID | ||||
| |||||
«Дневник горничной» (англ. ') — художественный фильм 1916 года.
Содержание |
Сюжет 
А.С. Хохловкин серьезно занялся фабрикацией лент, и мы можем отметить целый ряд картин его выпуска: «Хищники слетались», «Дневник горничной» по роману Октава Мирбо, «В лапах афериста» в исполнении артистов Петроградского Литературного театра.
КЖ. 1915. № 21/22. 82
Селестине пришлось пережить тяжелое детство... Ее мать после смерти отца, погибшего во время бури на море, сделалась горькой пьяницей, оставив дочь на произвол судьбы. Лачуга, где они жили, нередко оглашалась дикими криками и бранью пьяных матросов, посещавших мать Селестины. Часто Селестине приходилось быть свидетельницей ужасных безобразных сцен. Однажды любовник матери Клесфас встретил девочку вдали от жилья и, несмотря на отчаянное сопротивление, завлек ребенка в мрачную пещеру... В тот же день Селестина убежала к своей тетке, служившей экономкой у графини Фардэн. Сердобольная старушка сжалилась над несчастной девочкой и дала ей приют. Прошло два года. Селестина превратилась в прелестную молодую девушку, всеми любимую в доме графини. Старая графиня, потерявшая всех детей, взяла к себе в дом своего единственного внучка, умиравшего от чахотки, нежного, хрупкого Жоржа. Графиня рассчитывала, что молодость и жизнерадостность Селестины окажут благотворное влияние на больного. Она сама способствовала сближению молодых людей. Селестина полюбила Жоржа с первой их встречи и всеми силами старалась восстановить здоровье больного, которое стало заметно улучшаться под влиянием ее заботливого ухода. Между тем Жорж безумно влюбился в свою прелестную сиделку. Селестина, видя, как пламя страсти сжигает и губит хрупкого Жоржа, сопротивлялась тому страстному порыву, который толкал ее в объятия умирающего, и жестокие слова Жоржа: «Ты боишься отравить свое дыхание моим, заразиться от моего поцелуя» — поразили ее своей несправедливостью. Вся душа Селестины кричала против этого обвинения, и со словами: «Неправда, смотри, как я боюсь», — она бешено прильнула к его губам, словно желая выпить яд его поцелуя. Объятия его раскрылись и сомкнулись, то, что должно было случиться, — случилось. С этого дня, к удивлению врачей и к ужасу несчастной бабушки, в здоровье Жоржа наступило резкое ухудшение. Селестина сознавала, что своими ласками она убивает Жоржа, но не в силах была отказать умирающему в последней радости. Однажды ночью она проснулась от страшного крика, почувствовав влагу на своем лице. В ужасе она вскочила, зажгла свет: все лицо ее было залито кровью, хлынувшей из уст Жоржа. Через несколько мгновений он умер в ее объятиях. После похорон Жоржа Селестина, не имея сил переносить горя старой графини, которая в благодарность за ее самоотверженный уход осыпала ее подарками, уехала в Париж, где записалась в рекомендательную контору. После томительных нескольких недель ожидания Селестина получила место горничной у баронессы де Тавр. Баронесса приняла очень странно Селестину, заставила показать свое белье, платье и, не найдя вещи Селестины изящными, снабдила ее роскошным гардеробом. Баронесса заставила Селестину переменить прическу, душиться особыми духами, и недоумевающая Селестина не знала, как благодарить щедрую барыню, целью которой было, однако, чтобы Селестина сошлась с ее сыном, блестящим представителем золотой молодежи, бароном Ксавье. Молодой барон проводил все ночи в кутежах, и баронесса рассчитывала, что связь с хорошенькой горничной заставит Ксавье почаще сидеть дома. Увлечение Ксавье длилось недолго. Баронесса, заметив охлаждение сына, резко изменила свое отношение к Селестине. Начались выговоры, брань, сцены. В результате Селестина оказалась на улице без гроша в кармане, т.к. деньги ее успел выманить молодой барон, а весь подаренный гардероб, по приказанию баронессы, был у нее отобран. Очутившись на улице, Селестина вновь обратилась в контору и получила место в провинции. Г-н Рабур, как звали нового хозяина Селестины, был странным маньяком — он обожал дамские башмаки. «Я сам буду чистить Ваши маленькие ботиночки, — сказал он Селестине, когда ее ввели в салон, — сам буду о них заботиться». С этими словами старичок опустился перед изумленной Селестиной на колени и, обнимая и целуя ее ноги, стал расшнуровывать ее башмаки. У кучера Рабура был друг, садовник Жозеф, служивший в соседней усадьбе. Селестина произвела сильное впечатление на этого человека. «Селестина, я стар... я безобразен, но чтобы устроить женщину, я ни за чем не постою», — сказал он ей однажды. Для того, чтобы до биться взаимности Селестины, покорить ее своими капиталами, Жозеф решается на преступление. Забравшись ночью в спальню Рабура, он одним своим странным появлением убивает старика, который умирает от разрыва сердца, и, ограбив его, скрывается, никем не замеченный. Смерть Рабура не возбудила ни в ком подозрений. Селестина, оказавшись опять без места, с радостью согласилась на предложение Жозефа занять место горничной его барыни. Селестина чувствовала, что находится совершенно во власти этого безобразного человека со зверским, преступным лицом. Она боялась его, и между тем неудержимая сила тянула ее в его объятия. Жозеф мечтал купить маленькое кафе в Шербурге и зажить там с Селестиной, но для его планов не хватало еще некоторой суммы денег... Однажды в доме все были разбужены криком Жозефа, призыва¬ющего на помощь. Все старинное серебро, стоившее 40 000 франков, было украдено ночью искусными ворами, и, несмотря на все принятые меры, виновника кражи не удалось обнаружить. Только одна Селестина подозревала Жозефа, который ответил ей на ее вопросы: «Селестина, молчи, я это сделал для тебя». Селестина побеждена этими словами. Человек, который из-за любви к ней готов даже на преступление, для такой экзальтированной, романтичной натуры, как Селестина, вдвое дороже. Во избежание всяких подозрений, Селестина и Жозеф оставались еще некоторое время на службе, затем, повенчавшись, уехали в Шербург, навстречу новой жизни.
КЖ. 1915. № 21/22. 93-94
Недавно мы посетили один из губернских городов Южной России и были поражены не столько ростом кинематографического дела в провинции, сколько качественным его подъемом, а также радикальной переменой в отношении к кинематографу общества. Наряду с средними демократическими кинотеатрами появились аристократические салоны-театры, собирающие фешенебельную публику. Эти салоны-театры проводят строго отборный репертуар. Здесь вы уже не увидите последнюю серию «Соньки-золотой ручки» или «Дневник горничной», который не поколебался поставить у себя один из московских первоклассных кинотеатров. Честная провинция! Она раньше столицы поняла, что в лице кинематографа к ней пришел не враг-развратитель, а друг-художник, который открывает ей не мир пошлости, а мир красоты.
К-вич. Провинциальные впечатления. — Пег. 1916. № 4. 100
Отсутствие специального закона, охраняющего литературное произведение от «иллюстраций» его на экране, многие считают возможным восполнить распространительным толкованием понятия литературной собственности. Какая-то небольшая петроградская фирма — из тех кинематографических фирм-пиявок, которые присасываются к дну большого корабля кинематографии, — выпустила картину, сценарий которой составлен по известному «Дневнику горничной» Октава Мирбо. Выпуску в свет этой картины предшествовало задолго появление в одном кинематографическом журнале удивительной рекламы. «"Дневник горничной"! Нашумевшая исповедь, вскрывающая язык и тени современной семьи Алькова (?!)» — Черт знает что такое, — сказал бы гоголевский городничий, — и чина такого нет. Следующие издания рекламы поправились: - ... алькова современной семьи. Дался им этот «Альков»! Не знают, как его получше пристроить, а отказаться не могут. Уж очень слово хорошее. Написанное с большой буквы, оно сулит миру чуть ли не второго маркиза де Сад, а с маленькой — означает (для любителей, конечно, уцепившихся за это слово) не то супружеское ложе, не то — софу куртизанки. Во всех трех случаях заманчиво. Публика это любит! Публика этого требует! И с угодливостью лакеев маленькие люди ищут для почтеннейшей публики «сладенького». Знал ли, ведал ли Октав Мирбо, что его едкая сатирическая повесть попадет в руки лакеев, которые позабавятся на счет «горняшки». Конечно нет. Октав Мирбо писал достаточно ясно для умеющих читать и понимать. Он не мог рассчитывать на то узкосексуальное воображение, которое проявила одна петроградская фирма. Мы недаром усомнились в понимании этой фирмой слова «альков». Хотя оно и пристегнуто к картине, но об алькове, и вообще о современной семье, в картине нет ни слова; вся фабула сводится к рассказу о том, как горничная отдалась сначала одному барину, потом другому, не отдалась третьему только потому, что он ее и не просил об этом, — а потом вышла замуж за жулика. При этом это была вовсе не «горничная», по представлению Октава Мирбо, а «барышня», по терминологии ее сослуживцев, «мамзель». Вполне в соответствии с лакейским пониманием, эта «мамзель» и вела себя: делала благородное лицо, заламывала руки, страдала и плакала, — и когда нужно, и когда это не нужно, например — в рекомендательной конторе перед заведующей. - Но почему же ей не быть благородной в поведении, — возразят мне, — ведь это не девка Палашка, а Селестина, парижанка. О Париже лучше не вспоминать. Селестина и все другие действующие лица вышли такими же парижанами, каким был «иностранец Василий Федоров» у Гоголя. Ввиду плохих манер у гг. парижан и просто французов фирма не сочла даже для себя возможным обнародовать имена действующих лиц. Да это и лучше. По крайней мере, огулом можно оценить: один хуже другого. Обращаясь к постановке, мы принуждены подтвердить свой прежний диагноз относительно истинных намерений творцов картины: - Побольше эротики. Ни в чем люди не допускают такого свинства, как в любви мужчины и женщины. Подавай любовь! А как — для большинства безразлично. Г-н режиссер рассуждал, как и большинство смертных: - «Густота» сюжета искупит все. Красивая постановка нужна для разных там «психологических» пьес, а для «настоящего» сюжета — главное не красота, а диафрагма. Невнимание к постановке было простерто до того, что Жозеф, уже став хозяином кафе и женившись на Селестине, забывает переменить свой костюм садовника, который он неизменно носит с первого своего появления. Диафрагма, скрывшая момент падения Селестины с Жоржем, неожиданно преображает черное платье Селестины в белый пеньюар. Верх безвкусия — заключительная сцена: стойка кафе, за стойкой Жозеф и Селестина, они сливаются в долгом поцелуе. Приходишь в совершенное негодование: - Где, в какой книге, в какой жизни можно видеть и наблюдать что-нибудь подобное? — Кто видел подобных людей общества и подобных слуг? Подобную обстановку и архитектурные interier-ы? Ручаюсь, что никто. Довольно, господа! Это уже не работа для искусства, а попрошайничество, скверное, вымогательное, — с хождением по задворкам с дешевеньким балаганным репертуаром. Это дешевая порнография из-под оборванной полы. Чтобы служить искусству, надо раньше научиться грамоте, воспитать в себе уважение к художественной мысли и достигнуть понимания прекрасного.
В. Туркин. Октав Мирбо или «г. Альков»? — Пег. 1916. №4. 88—90
Приобретший в свое время громадную известность роман Октава Мирбо «Дневник горничной» принадлежит к тем произведениям французской литературы, которые, изобличая нравственный упадок и разложение современного общества, написаны с самым крайним реализмом. Роман состоит из целого ряда весьма «рискованных» сцен, которые еще допустимы в художественно-литературном изложении, но совершенно немыслимы в какой бы то ни было инсценировке — театральной или экранной. О самых порочных вещах в мире можно сказать очень целомудренно, но показать их — значило бы иметь дело с несомненной порнографией. Вот почему роман «Дневник горничной» совершенно невозможно инсценировать, хотя бы за это дело взялись люди с самыми благородными намерениями. Но в наше время всеобщей спекуляции любыми предметами этой же печальной участи подверглись, очевидно, и заглавия наиболее популярных романов. В самом деле, отчего не поспекулировать на ходком, завлекающем публику названии романа? Отчего не сыграть на другом любопытстве толпы, ожидающей увидеть на экране явно «запрещенный плод»? Отчего не обеспечить себе коммерчески верное и выгодное дело? Только в результате таких соображений мог появиться «Дневник горничной» на экране. О каком бы то ни было художественном значении картины очевидно говорить не приходится. Но и как простое зрительное развлечение картина не имеет никакой ценности. Ибо то, чего нет (и не могло быть) в картине, представляет самую интересную художественную бытовую сторону романа, то, что есть (вернее, что могло остаться) в снимках — скучно, бесцветно, дышит непроходимой пошлостью, является набором мало связанных между собой эпизодов и никакого удовольствия доставить публике не может. Наилучшим доказательством никчемности картины служит то, что даже крайне интересное содержание романа, раздаваемое публике, гораздо выше, интереснее и богаче содержанием, чем то, что показывается на экране. Исполнение не выше содержания; разумеется, ничего типично французского не чувствуется ни в игре, ни в постановке; гримы артистов на редкость неудачны. Селестина не достигает именно того изящества, которое в романе делает ее героиней разнообразных похождений... В рекламах картина рекомендовалась как «нашумевшая исповедь, вскрывающая язвы и тени современной семьи и алькова». Смеем уверить почтенных вдохновителей картины, что никаких «язв» общественных она не вскрывает, подобные «Дневнику горничной» картины сами являются типичной язвой русской кинематографии, которые необходимо искоренять. Впрочем, будем справедливы и укажем па несомненное достоинство «Дневника горничной»: одним своим появлением она сильно подрывает возможность дальнейшего содержания подобных ей; ибо наученный горьким опытом зритель не поддастся больше на удочку и не пойдет смотреть, хотя бы ему обещали в одном сеансе инсценировку полного собрания сочинений Золя, Мопассана, и Маркиза де-Сада...
Пр. 1916. № 7/8. 17
От издателя
Художественные особенности
В ролях
- [[]] — '
- [[]] — '
- [[]] — '
- [[]] — '
- [[]] — '
- [[]] — '
Съёмочная группа
- Автор сценария: [[]]
- Режиссёр-постановщик: [[]]
- Режиссёр: [[]]
- Оператор-постановщик: [[]]
- Оператор: [[]]
- Комбинированные съёмки:
- оператор: [[]]
- художник: [[]]
- Художник-постановщик: [[]]
- Композитор: [[]]
- Звукорежиссер: [[]]
- Монтаж: [[]]
- Грим: [[]]
- Костюмы: [[]]
- Редактор: [[]]
- Директор съёмочной группы: [[]]
- Исполнительный продюсер: [[]]
- Продюсер: [[]]
Награды и призы
Интересные факты
Издание на DVD
Технические данные
- Производство:
- Ограничение по возрасту:
- Прокатное удостоверение № от .
- Первый показ в кинотеатре:
- Сборы:
- Первый показ по центральному ТВ: .
Ссылки
| Это незавершённая статья о кинофильме. Вы можете помочь проекту, исправив и дополнив её. |
