Ветров,Владислав (2).jpg Владислав Ветров

ВЛАДИСЛАВ ВЕТРОВ: «ТЕАТР — ДЛЯ ПОДПИТКИ СИЛ, КИНО — ДЛЯ СОРЕВНОВАНИЯ В ТОЧНОСТИ»

Владислав Ветров — это грандиозный актер, большую часть времени посвящающий работе в театре «Современник», но не забывающий и о кино. Так на его счету роли в фильмах «Анна Карамазофф», «Адмиралъ», «Встречная полоса», «Таксистка», а кроме них еще и сотрудничество с Марленом Хуциевым. Что же все-таки первостепенно — кино или театр? Об этом актер попробовал порассуждать в интервью корреспонденту РуДата.

Здравствуйте, Владислав Владимирович. У меня сложилось впечатление, что вы человек очень серьезный, потому что все работы, которыми вы занимаетесь, именно такие…

Ну, почему же, не все. Сегодня, например, спектакль «Бог резни» — работа совсем несерьезная.

Навыком работать в полярных жанрах владеть необходимо. Как правило, две крайние позиции — это комедия и трагедия. В трагедии тоже все не просто, нужно вести персонаж и не «влипать» в него. Все-таки держать его сущность как марионетку — где-то рядом.

В этом есть что-то от психопрактик, что-то вроде способа изменить сценарий жизни.

Верно. Но не только психологи, но и любой человек, занимающийся каким-то духовным направлением, сводит свое учение к одному — сам заказывает себе какую-то линию жизни.

То есть вы тоже так считаете?

Это на самом деле так. Поэтому и с актерами иногда происходят какие-то поразительные вещи, когда сценарий, которому они отдались полностью, вдруг начинает проецироваться в жизни и происходит с ними практически тоже самое.

Это и есть залипание?

Да. Поэтому любой образ нужно держать очень аккуратно, иначе можно свихнуться.

Хотя, например, я знаю по своим ролям — по роли Чехова в фильме Марлена Хуциева, роли Гоголя в картине Дмитрия Демина — там были реальные тексты, и потому было легче просто отдаться этим персонажам, ничего не разбирая. Сквозь звуки, дебри ощущений как-то что-то начинает проглядывать со временем — какая-то бездна. Также многое решает сочувствие к ним и то, что ты раньше прочел и о них знаешь. Вся информация, которой ты владеешь, начинает переходить в качество, во что-то чувственное и необъяснимое.

А те персонажи, которые с вами постоянно, — что они для вас? Ваше альтерэго, что-то вроде ваших знакомых?

Некая сущность, идеи, мысли. И не важно, с чего она начинается — хоть с носа партнера! Если персонаж тебе чужд, то его нужно обживать. Но чаще всего все равно в нем можно найти какие-то симпатичные качества, и тебе будет приятно манипулировать его сущностью. Ты как бы рождаешь человека и наблюдаешь, как он живет. В этом тоже есть какой-то кайф.

А вам интереснее копаться в темных или светлых сторонах личности?

Да не нужно это различать. Любое темное имеет светлое оправдание. Все настолько смешено, что дифференциировать человеческие качества по цветовой гамме не представляется возможным. Есть некое общее наблюдение, которое нельзя разъять. По крайней мере, для меня это сложно, потому что наукой я себя особо не заморачивал, и в основном все, что касается профессии, — это мои какие-то открытия и наблюдения за товарищами. В театральном вузе я так и не удосужился выучиться. Поэтому разделять это все — для меня бессмысленная работа. Если это все рождается вот так в тебе — замечательно, как только перестанет получаться — значит, нужно что-то разобрать. В вузах же, в основном, преподают педагоги, не имеющие постоянной практики. Доверять нужно практикующим мастерам — сегодня, вчера, завтра.

Томик какого писателя вы бы предпочли — Достоевского или Толстого? Есть мнение, что по ответу на этот вопрос можно судить о характере человека.

Вот с этим я не согласен. Допускаю, что возможно говорить что-то, основываясь на предпочтении какого-то одного произведения. Хотя даже и это вряд ли, потому что со временем наши вкусы меняются.

Но о себе точно могу сказать, что роман «Бесы» Достоевского мне не нравится, я считаю его антигуманнейшим произведением. Наверное, это и сказывается на моей роли Ставрогина.

	Ветров,Владислав (1).jpg - Я считаю роман Достоевского «Бесы» антигуманнейшим произведением.

Вам удалось сыграть в кино двух великих писателей, настоящие глыбы. Наверное, это было ох как не просто…

Один фильм называется «Завещание Гоголя». Он поездил по фестивалям, его показали по «Культуре», сейчас монтируют вторую версию. В картине мы воссоздали портрет современников Гоголя, восстановлен диалог, который мог бы быть между ними. Задача, конечно, была у нас довольно сложная, потому что его письма, на которых мы основывались, — это не стенограмма бесед, а литературное творчество. Но предположить, в каких обстоятельствах они могли бы зазвучать — это и было самым интересным.

О Гоголе вообще очень много говорят в последнее время…

… в связи с его двухсотлетием. Вкруг него, как вокруг публичного человека, всегда было много сплетен, грязных, непонятных догадок. А, по-моему, на самом деле это был чистейший человек, который просто сгнобил себя чувством вины. Впрочем, как и Чехов. Вот это их и объединяет. Антон Павлович ведь писал, что русский человек чувствует себя виноватым даже перед собакой… Но, в конце концов, зачем это??? Да легче сразу загнать себя в угол. Вот и загнал… Это почему-то такая черта русского интеллигента — не радоваться за всех, а страдать.

Вы считаете, что и сейчас людям нравится страдать?

Страдание сейчас не так модно. Хотя мерлихлюндия — это была такая приятная болезнь — так Чехов называл сплин, тоску, грусть. Это казалось чем-то значимым, присущим только аристократам, и потому приятным.

Чехов и Гоголь чувствовали свою вину перед всем — перед собой, перед людьми, перед Богом. Не зря же Жуковский писал, что Гоголь был бы хорошим монахом, если бы не стал писателем. Но мне хотелось показать его несколько другим. Что это все-таки мужчина, и у него были знакомства с женщинами. По поводу того, что это были за отношения, я все-таки взял грех на душу. Мне кажется, что относительно этого он был совершенно нормальным. И в фильме это есть. Но там ведь было другое время, поэтому чувства излагались как-то иначе. А ему приписывали какую-то глупость о том, что он некрофил или нетрадиционной ориентации, дескать, потому что все женщины в его произведениях слабые — с чем я не согласен. Но в таком случае он не смог бы так писать со знание дела об отношениях мужчины и женщины. Хотя, видимо, на его жизнь определенный отпечаток наложили отношения с матерью, но это уже отдельное литературное исследование.

А как скоро можно будет увидеть фильм Хуциева «Невечерняя»?

Не могу сказать, потому что, по-моему, он еще не закончен. Я начал сниматься в этой картине, как только поступил в театр «Современник», в 2002 году. В течение всех этих лет Марлен Мартынович собирал нас в Ялте и в Москве на студии Горького в одно и то же время и снимали эту историю: когда заболел Чехов, к нему в Москве пришел Толстой, заболел Толстой — пришел Чехов. И вот они сидят и разговаривают. О чем могли бы разговаривать эти два титана, в каких они находились отношениях — посмотрим, что будет в результате.

То есть эта история реальная, а диалоги написаны специально для фильма?

Думаю, они сделаны на основе воспоминаний и записок — самим Марленом Матыновичем и [[Хуциев, Игорь|Игорем Хуцевым], его сыном. До этого была такая пьеса, а идея снять фильм возникла гораздо позже.

И это тоже костюмный фильм…

Да. Мне с моей физиономией сложнее вписаться в нынешний кинематограф. Бандитов и ментов изображать как-то неудобно. Посему мне достаются роли офицеров, писателей, людей девятнадцатого века, что само по себе и неплохо.

А чем люди девятнадцатого века отличаются, на ваш взгляд, от людей двадцать первого?

Сейчас уже рефлекторно живут. Захотел — сделал, не захотел — послал. А там все-таки был какой-то люфт между действиями и желаниями. Было в тех людях какое-то нравственное отношение к жизни, к женщине, к своему делу, к отчизне. Это для них были не просто слова. Например, один из последних киноперсонажей, с которым я имел дел, это Тимирев Сергей Николаевич из фильма «Адмирал». На самом деле, так, как жил он, уже не живут. Даже то его предательство белого движения, или не предательство — это как еще на него взглянуть — было совершено им не из-за побуждений эгоистического характера — он спасал семью.

Вы эти выводы делаете именно из работы над ролями?

Ну, конечно. Одно звучание текста позволяет многое понять, также как и реакция партнеров. Кино — дело такое: здесь нужно не разбирать, а быстро всем работать. А рефлексировать уже позже.

Владислав Владимирович, мне стало очень интересно, как же так получилось, что вы пришли в театр, не закончив профильный вуз…

В Таганроге меня пригласили работать в театральный театр из самодеятельности. Оттуда я уехал в Ригу, оттуда в Ростов. Стал расти по категориям, что по тогдашней советской системе было вообще невозможно. Потом получил звание. А если так подумать, то это ведь нереально.

У Аллы Демидовой ведь тоже нет актерского образования, она экономист.

	Ветров,Владислав.jpg - Сейчас люди живут рефлекторно. В XIX веке между действиями и желаниями существовал какой-то люфт.

Да, такие истории случаются. Я закончил Таганрогский радиотехнический институт. Кирилл Серебренников, кажется, физмат. Анатолий Васильев и Геннадий Тростинецкий — выпускники ростовской архитектурной академии. Техническое образование в любом случае не помешает. Хотя у меня и мысли никогда не было, что я буду кем-то другим, а не артистом. В детстве папа сделал мне ящичек наподобие кукольного театра. Мне вообще всегда было интересно смотреть на зрителя вот с той стороны. И до сих пор, когда я сижу в зале, я начинаю бешено волноваться, потому что это не очень привычные ощущения. Со стороны сцены мне все-таки спокойнее.

У вас же еще есть пьесы и фильм по вашему сценарию, который вы же сами и сняли…

Фильм называется «Куба далеко». К сожаления, я не обладаю правами на него и не знаю о его нынешней судьбе. А пьесы — это, скорее, экзерсисы для себя.

Но они же поставлены…

Поставлены в Ростове и еще других городах России. Это три небольшие комедии. Но сейчас, наверное, в том виде, в котором их играют, они уже не узнаваемы.

Но такие опыты говорят о том, что вы, на самом деле, не только актер.

Я считаю, что скоро ни один актер уже не сможет обойтись без знаний азов режиссуры. А я уже сейчас не разделяю эти специальности. Я не люблю таких режиссеров, когда нужно просто раствориться и стать их краской.

Если режиссер не знает актерской технологии — это тоже беда полная.

Где страшнее работать — в кино или в театре?

Да везде и страшно и трудно, если работать. Но в кино есть такие изобразительные средства, которые недоступны в театре. Там актеры могут говорить простыми голосами, могут шептать, там нет возможности грубо соврать, потому что это сразу видно. Но, на самом деле, театр и кино — это взаимодополняющие структуры. У нас в театре «Современник» практически все звезды — и Валентин Гафт, и Игорь Кваша, Сергей Гармаш, Елена Яковлева, Чулпан Хаматова, Алена Бабенко — тут можно перечислять бесконечно — все они никогда не пренебрегали театром. Здесь можно питать свои силы, здесь можно пробовать, а там — уже соревноваться в точности.

29 июля 2009 года, корреспондент Евгения Гутникова