Глава из книги Анощенко Н.Д. «Кино в Германии».

В немецком кино

Вполне естественно, что нас, как кинематографистов, в первый же вечер по прибытии в Берлин, несмотря на законную усталость после трудового мотания по нашим учреждениям, потянуло в кино. И вот, когда улицы заискрились яркими огнями электрических реклам, мы отправились на ближайшую к нам Ноллендорфскую площадь. Подробнее…

Две величественных здания, расположенных друг против друга, сияли огнем реклам и гербами одного из самых могущественных концернов Германской кинематографии «Уфа» («Uniwersum Film-Aktiengeselschaft»). Правое здание (если смотреть с площади по направлению Motz-strasse) почему-то напоминало мне наш московский Большой театр в дни пролетарских праздников или съездов, когда он весь искрится огнями бодрости и призыва.

Но здесь вместо наших эмблем, эмблем раскрепощенного труда, гордо блестят строгие щиты «Уфа», увенчанные… королевской короной! Неправда ли, как-то странно режут глаз (или уж так он устроен у нас, у русских) эти вездесущие короны в Германской республике? Но я, как «фотчик», фиксирую лишь в своем блокноте эту «невязку» и бодро вхожу в вестибюль этого пятиэтажного кино.

Первое, что обращает мое внимание — это поразительно маленькое помещение вестибюля и отсутствие очереди у кассы. Две-три пары неторопливо берут билеты, раздеваются (здесь гардероб рассчитан на 700—800 человек и работает поразительно быстро, точно и без свойственной нам тормошни) и чинно направляются по своим местам, ибо фойе в театре нет — просто его заменяет зрительный зал. Сейчас в берлинских кино сеансы идут три раза в вечер: в 5, 7 и 9 ч. вечера.

Идя на последний девятичасовой сеанс, мы подозревая, что берлинцы, подобно москвичам, особенно любят поздние начала, боялись не получить билетов (ведь сегодня — суббота), но все оказалось вполне благополучно, — свободных мест (и очень много) оставалось порядочное количество и во время сеанса. Даже было как-то странно, что в субботу в одном из лучших кино Берлина на последнем сеансе было занято всего около половины кресел зрительного зала. Причина? По-видимому, та всегерманская нищета, которая вопит отовсюду, несмотря на прилизанный внешний вид и на попытки носить воротнички, как в « доброе старое время». Шикарные авто с развалившимися внутри бочкоподобными «дельцами» и тянущий под снегом и дождем тяжелую повозку с углем рабочий — этот европейский «рикша», — разве это не эмблема Берлина наших дней?…

А так как этих «рикш» всех видов и оттенков значительно больше, чем прилизанных и самодовольных буржуа, то понятно, что последних не хватает для наполнения огромного зрительного зала. Да и пойдет ли туда буржуа? Навряд ли. Его скорее потянет в расположенный вблизи кафе-шантан «Scala», чем в кино. Ну, а «рикшам», — тем, понятно, не до кино. А если и заведется лишняя марка (да и откуда может быть сейчас у берлинца «лишняя» марка, если он даже на «жратву» еле добывает себе?), то он, пожалуй, скорее заглянет напротив, в пивнушку «Под Крокодилом» и съест стоя свою порцию вкусных и сочных сосисок. Что же касается до так называемого «середняка» — служащего и чиновника, то ему тоже не до кино: — праздники на носу, — и ему сейчас некогда ходить по театрам. И вот в результате — половина зала пустует.

Виноваты в этом и высокие для Берлина цены. Так, в том кино, в который мы попали («Ufa-Teater am Nollendorf-platz») партер стоил 1,50 марок (около 70 коп.) бельэтаж — 2 марки, места в ложу — 2.5 марки и места в «ложу для иностранцев» — (нечто вроде «царской ложи» в центре) — 3 марки. Не правда ли, само название этой ложи весьма характерно для Берлина, живущими сейчас иностранцами настолько, что в любом магазине вы можете расплачиваться и долларами, и фунтами, и другой «стойкой» валютой.

Иностранца немцы не любят, но заискивают перед ним, ибо они великолепно сознают, что он их кормит, и что без него — «капут»… И в этом названии «ложа для иностранцев», которой отведено лучшее место в кино, есть, по-моему, что-то неприятное для немцев. В эту ложу мы, конечно, не пошли, хотя и чувствуем себя пока еще совсем « иностранцами».

Итак, билеты взяты, и мы направляемся к входу в зал. Нас встречает билетерша (их имеется целый штат), в коричневом платье с беленьким передничком и с такой же наколкой (совсем старинные «гретхен»!..), провожает нас на места. Программа (это — целый журнальчик на 16-ти страницах с рисунками и подробным указанием не только всех артистов, участвующих в фильме, но и музыкальных номеров) за 10 копеек, и мы расстаемся с нашим проводником.

Прелестный зрительный зал с уютными мягкими креслам, на которых металлические №№ позволяют быстро находить свои места и без помощи билетерши, окошечки на лестнице, отмечающие каждую ступеньку, — все это говорит про заботу о зрителе.

Все места — и дешевые и дорогие — в целях однообразия сделаны совершенно одинаковыми. Все — мягкие кресла; обиты серо-коричневым сукном. В том же тоне выдержан и огромный занавес сцены, в глубине которой находится экран. Понятно, что занавес закрыт. Он открывается после того, как началось демонстрирование картины и закрывается до того, пока последняя надпись «Ende» еще сверкает на экране. Таким образом, зритель ни разу за весь вечер не видит неприятного белого блина экрана, который так режет глаз в наших кино и все время напоминает о том, что ты не в кинотеатре, а в «киношке».

Занавес перед экраном и своевременное открытие его и закрытие — это не пустяк, и для создания цельного впечатления от киносеанса на это следует обратить внимание, ибо поместить занавес сумели в некоторые наши московские кино («Арс», «20й Госкино» и др.), но пользоваться им еще не научились.

Но вернемся в берлинский кино «Ufa-Teater am Nollendorf-platz». Перед занавесом в особом отделении помещается симфонический оркестр. Несмотря на небольшой численный состав — всего 15 человек (тов. Блок — внимание!…) — этот оркестр превосходно справляется со своей задачей. Звуков вполне достаточно для того, чтобы сопровождать фильму, а не настолько забрасывать зрителя звуками, что они забиваю ее и оттесняют зрительные восприятия на второй план. В умении находить правильные пропорции — сила немецкой техники.

Итак, небольшой, но сыгранный оркестр и специально написанная для каждой картины музыка (а это делается здесь именно так) дают полную гарантию для правильного демонстрирования фильмы перед спектаторией (а не аудиторией) зрительного зала в кинотеатре. Правда, немцы в музыкальной иллюстрации фильмы даже перебарщивают, так как они пользуются так называемыми «звуковыми эффектами», до взвизгивания звонков и битья посуды включительно. Хотя это и нравится известной части зрителей, но нам кажется, что, с чисто художественной точки зрения, прибегать к этому не следует. Кино не реальность, поэтому его реализация не нужна…

Наши кино-музыканты могут подумать, что такой малочисленный состав оркестра допустим лишь в небольшом кино. На это я привожу справку — описываемый здесь кино имел около 1000 мест. Курьезная деталь — все музыканты одеты… в кофейную униформу… Видимо для «стиля»…

Итак, публика без всяких нудных процедур у кассы, в раздевалке и в фойе прямо попадает в зрительный зал и ждет начала сеанса. Изящная «гретхен» предлагает конфетки и шоколад.

За несколько минут до начала сеанса (здесь всегда начинают программу в точно назначенный час) начинается демонстрирование рекламных диапозитивов и фильм (мультипликация), при чем как те, так и другие сделаны настолько хорошо и подчас остроумно, что публика смотрит их с интересом.

Наконец, ровно в 9 часов оркестр исполнил увертюру и началась программа. Первой шла еженедельная хроника «Уфа», в которой показывалось «всё, что может интересовать зрителя» (конечно берлинского), начиная от отправки французских войск в Дамаск и кончая занятиями в балетной школе и… модами, модами и модами без конца.

Кончилась хроника: занавес снова раскрылся — на сцене экрана нет. Из оркестра несутся знакомые звуки Чайковского из его балета «Лебединое озеро» (вообще, нужно сказать, что и в дальнейшем иллюстрировании фильмы оркестр частенько пользовался мотивами Чайковского и из других его опер), и на сцену выбегают живые артисты балета, исполняющие танец раба и рабыни из балета того же названия. Танцуют хорошо, хотя «он» иногда несколько через силу выполняет свои номера.

Но что нас, москвичей, привыкших к Голейзовскому, удивляет и неприятно режет глаз — это обилие шелкового трико. Все ноги и торс затянуты в него. Поэтому нет той естественной и приятной игры мускулов, которую видишь у нас. Вместо радостных движений освобожденного от уз платья нагого тела видишь лишь какое-то кривляние шантанского пошиба. Да это, в конце концов, и неважно. Ведь мы пришли в кино, и это вторжение побежденного театра здесь чувствуется резной фальшью. К чему это? Хотя немцам этот балетный номер и понравился, они ему усиленно аплодировали.

Нам кажется, что такой «перебой» вреден и чужд кино. Кинотеатр должен быть открыт только для киноискусства!

После этой балетной закуски нас снова угостили двумя комическими фильмами. Первая — прелестно сделанная с большим юмором мультипликация одной из басен Эзопа («Die Sintflut») на тему о том, что «все может пригодиться»). Вторая — двухактная (хотя и шла по-берлински — без частей) глупейшая комедия «О, эти дети», забавная лишь по своим трюкам и по игре участвующих в ней ребят и зверей. Пустячок, но сделанный настолько «вкусно», что мы смотрели его с большим удовольствием и смеялись…что и требовалось доказать.

Наконец, после всей этой предварительной «закуски», приступили к демонстрированию основной фильмы «Die Frau mit dem schlechten Ruf» по роману Христенсена в его же постановке. Картина, о которой со спокойной совестью можно сказать: «типично мещанская фильма». Ни прелестная фотография оператора Карла Гоффмана, ни приличная игра главных артистов, ни некоторые отдельные куски фильма не могли заставить нас «Оценить» эту фильму. Жаль и сценариста, не сумевшего развить интриги, а ежесекундно дающего бесчисленные надписи и «письма» (ох уж эти письма!… кажется, будто вся игра артистов ограничивается получением и писанием писем…) и режиссера, вяло и тягуче тянувшего фильму в своем монтаже. Жаль и ту убогую мысль, которую развивает эта фильма и которую она внушает зрителям: «законный брак — лучше свободного сожительства» (а ну-ка, наш Нарком’юст — пошли сюда фильму на тему о "новом законе о браке и семье…).

В 10/5 часов мы уже спокойно, без давки, выходили на улицу и делились между собой первыми впечатлениями о немецком кино.

Первое, что бросилось в глаза, — это явно зрелещно-развлекательный характер программы. Какой-то винегрет, и, по-моему, не всегда «съедобный» (напр. балетный номер). Эта пестрота программы мне невольно напомнила первобытные «киношки», «биографы» и т. п. Пора от этого отказаться. Мы уже выросли из этого возраста. Не «киношку», а «кинотеатр» мы должны создавать, и к этому у нас в СССР сумели подойти больше, чем в Германии.

Давая в сеансе лишь одну картину, у нас умеют зрителя не только развлечь, но и что-то дать ему более глубокое (примерно так же, как это дает отдельная книга). Немцы же своим «винегретом» дают в малое количество времени (всего за 1,5 часа) большое разнообразие впечатлений (и хроника, и комические, и балет, и драма) и… никакого содержания. Это разнообразие лишь рассевает внимание зрителя, и он выходит из кино воистину «убив вечерок» и ничего не унося с собой (как будто он прочитал, сидя в трамвае, бульварный листок).

Итак, с развлекательной точки зрения система немецких кино давать вместо одной картины целую «программу», может быть, и правильна, но для нас неприемлема, так как мы считаем киноискусством. Когда я уходил из кино «Уфа», то чувство художественного неудовлетворения было заменено чувством легкого утомления, — а это далеко не равноценные величины. Применяемое сейчас демонстрирование большой картины без разбивки на части, а просто от начала до самого конца без перерыва, меня совсем не удовлетворило, так как естественно, что утомление понижало восприимчивость; кроме того, однотипные кадры мозолили глаза, так как зритель не успевал их забывать.

Впечатление такое, какое вынес бы (да и вынес ли вообще?..) посетитель московского театра Мейерхольда, если бы его заставили просмотреть без антрактов все 33 картины «Леса»… Боюсь, что после этого самого зрителя пришлось бы выносить из театра!

Общее впечатление о моем первом посещении берлинского кино: в роскошной посуде вам преподносят не вполне съедобный винегрет. Этот же вывод остался у меня и после ознакомления с десятком других кинематографистов Берлина.

Если мы хотим учиться у немцев, то уж давайте возьмем у них лишь посуду (оборудование кинотеатра), которая действительно превосходна, а наполним ее мы более питательной и полезной пищей. Да и подавать её будем более экономно и целесообразно.

Ссылки