Новости кино: Кинотавр с 1990 до 2010. Леонид Павлючик: надеюсь на мудрость Шахназарова
- Фестиваль российского кино «Кинотавр» распахнул свои двери в двадцать первый раз. За двадцать лет фестиваль трансформировался вместе со страной, отражая не только тенденции в отечественном кинопроцессе, но и саму жизнь, стремительно меняющуюся далеко не всегда в лучшую сторону. Вице-президент гильдии киноведов и кинокритиков, журналист Леонид Павлючик один из не многих, кто побывал на всех «Кинотаврах», а потому именно его мы попросили рассказать об истории фестиваля, его настоящем и будущем.
Вопрос: Во времена руководства фестивалем Марком Рудинштейном формат «Кинотавра» был в большей степени развлекательным нежели деловым. С приходом людей из кинопроизводства и телеменеджмента фестиваль обрел иное лицо. Каким было это лицо раньше, как оно менялось, и каково это лицо, на ваш взгляд, сегодня?
— Есть два условных периода в истории «Кинотавра» — время правления Марка Рудинштейна, в этом периоде была определенная эволюция, и новый этап, когда фестиваль взяли в свои руки Александр Роднянский и Игорь Толстунов. Фестиваль придумал Марк Рудинштейн с группой друзей, как рождаются многие хорошие дела — за «рюмкой чая», и первый фестиваль носил характер дружеского междусобойчика, почти родственного предприятия. Тогда на фестиваль приехало в общей сложности порядка двухсот человек, среди которых было мало звезд и много журналистов, критиков. Рудинштейн хорошо понимал, что начиная новое дело надо не ссориться с журналистами, ибо только они могут создать ауру вокруг нового фестиваля. И таким образом кроме двух десятков людей из кинопроизводства — членов жюри, актёров и актрис, остальные гости были представителями СМИ. Это был абсолютно камерный фестивальчик, где за обедом стояли кувшины с вином, за ужином были щедро накрытые столы, где выезжали в окрестные кавказские аулы и прочие разнообразные увеселительные заведения, вырастающие как грибы вокруг Сочи. И все это было весело, изобильно, хлебосольно и при этом показывался вполне качественный подбор фильмов.
Поначалу на фестивале было два основных параллельных конкурса — «Кино для всех» и «Кино не для всех». В программу «Кино для всех» попадали такие картины как «Сукины дети» Леонида Филатова, а в конкурсе «Кино не для всех» участвовал, к примеру, киноэксперимент «Хромые вниидут первыми» Михаила Каца. Было два жюри, каждое из которых оценивало свой конкурс. И так продолжалось лет семь-восемь, пока Марк Рудинштейн сам же не принял решение, что два конкурса — это излишество, что есть один поток кино, который и следует оценивать. Так возник основной конкурс, в котором в лучшие времена бывало по 18 картин.
Мне тем не менее, кажется, что этот эксперимент с двумя конкурсами был интересный, любопытный, нужный и важный. Потому что сегодня фестивальное движение во всем мире, не только на «Кинотавре» — это кино «не для всех». Все крупнейшие кинофестивали мира культивируют исключительно арт-хаус. А кино такого большого дыхания и обладающее тем не менее, изощренной формой, своим киноязыком, как например любимая мною картина «Английский пациент» — выходит в прокат сразу, минуя фестивали, потому что считается, что это мейнстрим. Хотя, как мне кажется, она несет в себе черты большого авторского высказывания. Но при этом собирает определенную аудиторию. Сегодня представить картину такого рода в конкурсе фестиваля невозможно — а зря. Потому что, среди лент, ориентированных на широкую зрительскую аудиторию, есть много авторских по сути лент со своим языком, мироощущением и формой фильмов. И мне очень жаль, что сегодня на «Кинотавре» нет двух параллельнных конкурсов. Потому что сегодня «Кинотавр» — это абсолютно и только авторское, я бы даже сказал лабораторное кино, у которого практически нет шансов прорваться к зрителю. В частности по «Кинотавру» прошлого года, где были, к примеру, картины «Волчок», «Кислород», «Миннесота», «Бубен, барабан», «Сумасшедшая помощь», можно судить о том, на сколько это кино не востребовано массовым зрителем. Эти картины делали робкие попытки выйти в прокат скудными тиражами и в итоге собрали мизерную зрительскую аудиторию. И если бы сегодня на «Кинотавре» вдруг возник параллельный конкурс качественного мейнстрима, возможно, это было бы интересным возвращением к своим же традициям. Но сегодня мейнстрим сразу же по готовности выплескивается на экран, минуя фестивали, поскольку ему — мейнстриму — фестивали, наверное и не нужны. И все «9 роты», «Тарасы Бульбы» и «Обитаемые острова» выходят в прокат не дожидаясь приглашений на какие-либо фестивали. А фестивали превратились в чисто лабораторный эксперимент, интересный зачастую только участникам кинопроцесса.
Вопрос: С приходом топ-менеджеров первого звена на фестивале появилась деловая составляющая — круглые столы, питчинг, кинорынок. На сколько это изменило образ «Кинотавра»?
— Изменило радикально. Тот расслабленный, пляжный, семейный вариант фестиваля, который, проводил Марк Рудинштейн, с приходом новой команды сменился жестким деловым рабочим ритмом, где для гостей еще остается время понежиться на пляже, а вот у журналистов, критиков уж точно нет. Очень плотная программа показов, где порою приходится выбирать между теми или иными просмотрами и чем-то жертвовать. Помимо ежедневных прессконференций по просмотренным фильмам, проводятся круглые столы, которые ведут наши коллеги — Андрей Плахов, Вячеслав Шмыров, Даниил Дондурей, Кирилл Разлогов. И для этого выбираются фундаментальные, серьезные, глубокие темы, как, например, «Новая система координат: индустрия, публика, критика в ХХI веке». Показательно, что в этих круглых столах часто принимают участие ведущие продюсеры, представители производства, а также зарубежные деятели — слависты, директоры зарубежных фестивалей. Это хорошая мозговая, интеллектуальная атака по актуальным проблемам кинопроцесса, полезная как теоретикам, так и практикам. Нередко там содержатся и практические рекомендации.
Вопрос: Как вы считаете, может быть есть смысл каким-то образом интегрировать кинорынок в ткань фестиваля — не на правах добрососеда, как это существует сегодня, а в некоем статусе, близком тому первоначальному варианту с параллельными конкурсами, поскольку на кинорынке показывается совсем иное кино, нежели на «Кинотавре». Однако, поскольку программы протекают параллельно, участникам фестиваля практически ничего не удается толком посмотреть на кинорынке.
— Думаю, навряд ли это возможно, ведь у фестиваля и кинорынка разные задачи, разные механизмы, так происходит и в Каннах. Хотя я за то, чтобы действительно интеграция была более близкой. Поскольку аккредитации фестиваля, которой, к примеру обладаю я как критик, не достаточно, чтобы посещать спецпоказы кинорынка. Мне не понятно, зачем городить лишние стенки внутри киносообщества, которое съехалось специально для того, чтобы посмотреть максиальное количество фильмов и получить максимальный объем разнообразных впечатлений и информации. Разумеется это не касается вечеринок с налитием бодрящих напитков. Но я за то, чтобы все мероприятия, связанные непосредственно с кино, были максимально доступны всем участникам фестиваля. В том числе и мероприятия кинорынка.
Вопрос: С приходом новой команды на «Кинотавр» на пляже гостиницы «Жемчужина» появился шатер для избранных, наличие пропуска в который зачастую люди воспринимают как причисление себя организаторами к той или иной касте. Многих гостей фестиваля обижает такая классификация, тем более, что все, вроде бы, представители одного цеха. Каково ваше отношение к этому явлению, учитвая то, что вы сами только что сказали — фестиваль должен быть площадкой, где люди максимально должны иметь возможность общаться друг с другом?
— Тут я как раз проблемы не вижу. На всех фестивалях мира есть куча мероприятий куда вход ограничен. Меня лично палатка «Мартини» никак не шокирует. Ясно, что спонсор не может напоить все 4 500 гостей. Кого-то эта ситуация травмирует, а кому-то она в радость.
Вопрос: Но дело не в халявной выпивке. Вопрос с наливом можно решить элементарно, не травмируя при этом чувства других людей. Дело в том, что некоторые гости приезжают на фестиваль на один-два дня. И пообщаться с ними порой бывает проблематично именно ввиду того, что они большую часть времени проводят в шатре «Мартини», куда вход не входящим в списки избранных заказан. И потом само по себе деление людей на белых и серых оскорбляет достоинство некоторых гостей и особенно журналистов, которые своим трудом создают имидж фестивалю.
— На месте организаторов, я бы подумал, приглашать ли впредь людей, которые большую часть времени проводят в шатре, а не в кинозале. А что касается мировой практики, то на кинофестивале в Канне каждый день происходит несколько десятков локальных пати от 20 до 200 человек. Ты попадаешь, естественно, не всюду. Мы вступили в эру капитализма. Рассуждения о том, что мы все равны и нужна социальная справедливость, увы, остались в прошлом. Общество неизбежно делится по имущественным, кастовым и иным принципам. Это сказывается, к сожалению, и на киносообществе. И сейчас на «Кинотавр» может приехать некий высокий гость, которого мы вообще не видим, несколько дней баражирует на яхте, а затем улетает в Москву. Я был в жюри конкурса «Кинотавр. Короткий метр» в 2008 году и у меня была эта карта «Мартини». Сейчас я не в жюри — и у меня нет этой карты. И мне ситуация, что я не приобщен к клубу мартинистов не показалась ни обидной, ни оскорбительной. Я отношусь к этому очень спокойно, но допускаю, что кого-то она уязвляет и, возможно, справедливо. (с 2010 года карта «Мартини» отменена, но введен Face Control — прим. редактора).
Вопрос: В нынешнем году Игорь Толстунов покинул фестиваль и управление им перешло в единые руки Александра Ефимовича. Пока не известо, каким образом это скажется на ходе самого фестиваля, но на стадии подготовки это уже сказалось на составе жюри и определенным образом на подборе программы. Из шести членов жюри нынешнего года, трое имеют непосредственное отношение к картине «9 рота», которую продюсировал Александр Ефимович, а новый председатель попечительского совета Федор Бондарчук был ее режиссером. Эта ситуация гипотетически может сказаться на результатах голосования жюри. Исходя из этого, каково ваше отношение к тому, что фестиваль перешел в вертикальную систему управления и во что это может вылиться в конечном счете?
— Руководитель фестиваля конечно же может повлиять на уровень, качество фестиваля, и конечно же при желании может повлиять на результаты. Тут вопрос состоит в том, готов или не готов руководитель фестиваля поступиться частью своей власти и быть абсолютно нейтральным по отношению к тому, что происходит в этот момент на фестивальной площадке, мол моя задача все организовать, а результаты не мое дело. Не могу сказать, чтобы Марк Григорьевич не влиял на творческую составляющую фестиваля, равно как и президент фестиваля Олег Иванович Янковский. Думаю, что влияли, и у них были свои преференции. Но мне казалось, что зачастую они влияли опосредованно. То есть, когда картина, которая им нравилась, не получала призы официального жюри — они давали специальный приз президентского совета. И так ряд картин получали этот приз — это был личный выбор Рудинштейна и Янковского или кого-то из них. Я вообще стою за то, чтобы избранное жюри было максимально свободным и независимым в своих оценках, чтобы на него никто не влиял. Я помню, что у Рудинштейна даже была попытка вывзозить членов жюри в последний день в Красную поляну, где они принимали решение и на них никто не влиял. Тем не менее, и Рудинштейн и Олег Иванович в определенной степени влияли на эти результаты. Случались и довольно не этичные ситуации, когда Олег Иванович, будучи президентом фестиваля, дважды получал призы за лучшую мужскую роль — это картина Валерия Тодоровского «Любовник» и фильм «Приходи на меня посмотреть», который Янковский поставил как режиссер. Я не сомневаюсь, что эти призы были заслуженными, но мне казалось, что он должен был вывести себя из числа претендентов изначально.
Когда Никита Михалков получает 16 «Золотых орлов» от Киноакадемии, которую он возглавляет де факто, то у него хотя бы есть формальное оправдание, что де юро президентом является Владимир Наумов. В последнее время понятия об этике настолько размылись, что я не прочь вернуться в определенном смысле к советским временам, когда такие ситуации просто исключались. К примеру, редактор литературного журнала не мог опубликовать свою повесть в издании, которое он возглавлял. Он отдавал ее в другой журнал. Были такие правила, которые кажутся мне справедливыми. Что касается нынешнего «Кинотавра» — меня несколько удивил столь пёстрый состав жюри, потому что я не очень понимаю, как доктор искуствоведения Наталья Нусинова будет существовать «в одном флаконе» с отцом Иоанном, и как они, находясь на разных эстетических платформах, найдут общий язык. И тут приходится уповать только на мудрость Карена Георгиевича Шахназарова, который, надеюсь, примирит этот довольно разнородный состав жюри. Мне кажется, что Александру Ефимовичу не следует все делать самому. Часть своих многотрудных полномочий он может и должен передать общественным структурам. Александр Ефимович человек разумный, многоопытный, практик, теоретик, организатор, но, мне кажется, что в таком большом деле ему надо больше опираться на каких то помощников, консультантов, а не замыкать все на себе, чтобы фестиваль не стал заложником его личных пристрастий и вкусов, что к сожалению, возможно. Мне кажется, что на фестивале есть достаточно серьезная отборочная комиссия. Она работает спорно, но концептуально, и сам состав людей очень серьезен. Думаю, что Александр Ефимович не влияет на их работу, а знакомится с программой уже на финальной стадии, сидя в зале и смотря кино вместе со всеми. Мне кажется, что если на фестивале возникнет ряд таких же серьезных общественных структур, наподобие отборочной комиссии, и руководство фестиваля делегирует им значительную часть своих полномочий, то это пойдет «Кинотавру» только на пользу.
7 июня 2010 года, Мария Безрук специально для www.rudata.ru